28.05.2015

Олег Разумовский. Джу-Джу

 
 
«Джу-Джу» — это дебютная книга Олега Разумовского, опубликованная в России. До сих пор его книги выходили в Нью-Йорке в интернет-издательстве Сергея Юрьенена Franc-Tireur USA, выпускающее книги по принципу on-demand publishing, то есть тираж книги не печатает, а хранит книгу в цифровом виде, печатая каждый экземпляр книги по запросу. Полагаю, у Разумовского есть все основания претендовать на звание enfant terrible русской литературы, хотя этому ребенку идет уже седьмой десяток. Его книга не случайно плотно обтянута полиэтиленом, на передней обложке украшена знаком 18+, а на задней обложке имеет грозное предупреждение: СОДЕРЖИТ НЕЦЕНЗУРНУЮ БРАНЬ. Это чтобы школьники и депутаты Государственной Думы ненароком не увидели напечатанным непечатное.

А непечатного в книге хватает. Начиная от ненормативной лексики, из-за которой книга упрятана в полиэтиленовый презерватив, и заканчивая темой каннибализма, проходящей едва ли не красной нитью через весь сборник.

Вот в повести «С советским акцентом» товарищи по политбюро ЦК проводят вечер в застольной беседе, поедая своего бывшего товарища. Питер Гринуэй в финале своей криминальной драмы «Повар, вор, его жена и её любовник» подает жаркое из тела любовника и владелец ресторана отрезает от него кусочек и, борясь с тошнотой, съедает. А чувствительная жена из-за этого стреляет в него и произносит обличительно: «Каннибал».

В повести Разумовского обстановка за ужином менее напряженная, почти дружеская:

Тому, кто лежал на блюде под паром, весь украшенный парниковыми специями, это все было давно безразлично и в высшей мере до фени. Генерал Власик видел такое не в первый раз, потому что привычней, и даже не дергался, застыв как положено по стойке смирно с непроницаемой рожей, на которой написано: только пусть кто пикнет. «Это что у нас, пикник, что ли? — опять поинтересовался Сталин, не боясь утомить подчиненных трудными вопросами не для их умов, втыкая одновременно вилку в глаз поданному на стол бывшему подданному (что хочу, то с ним и делаю, был его девиз с некоторых пор), — или мы просто так закусываем перед заседанием политбюро?» «Лицо-то как изуродовано, не узнать даже», — подумал сердобольный Хрущев, которого тогда никто всерьез не воспринимал, ковыряясь в печени, а Ворошилов, в душе циник, но какой иногда остряк, прикинул, что никак не ниже маршала на этот раз послал Бог заморить червяка, умело и быстро отрезая голень. Каганович же, голодный как черт, наоборот, что-то очень долго, греша на тупой нож, возился с предплечьем. Они кромсали и резали на части бывшего товарища, жрали и давились, чавкали и чокались, а то, что оставалось, бросали огромным овчаркам, которые собирались в комнате ближе к ночи хватать Хозяина за ягодицы, потому что он отчего-то имел прихоть мяукнуть ровно в двенадцать. Ели вообще-то молча и жадно, только Сталин по праву главного и старшего, как по званию, так и по возрасту, а также стажу в партии, бросал иногда реплики типа: «жестковат, падла», или «воняет старый еврей».

Людоедство то и дело встречается и в рассказах сборника. Но вообще-то, даже напрягая изо всех сил свои скромные извилины, я так и не смог понять смысла ни повести, ни многих рассказов. Каждый абзац повести является повествованием от имени кого-то другого. Причем часто читателю самому приходится догадываться, кто это такой. Наверное, если перечитать повесть несколько раз с карандашом в руке, ее удастся расшифровать и что-то понять в этой шараде. Но меня, пожалуйста, увольте от такого удовольствия! Прошу прощения за предыдущую длинную цитату, но все же я отважусь привести еще один отрывочек из первого попавшегося места:

Алел восход на пороге чертога огненной колесницы Китая, а наместник нашего селения Хам, как какой-то тиран, выломал себе кол из забора, на котором забористая брань мешалась с детскими шалостями. Кирюха, весь в говне и соплях, лежал на пятачке возле сельсовета с выколотыми глазами, распоротым пахом, где копошились вороны и галки, отрубленными ногами-руками, вырванным на всякий случай языком, а половые органы его валялись чуть в сторонке, терзаемые собаками и кошками. Так его наши мужики уговорили, прежде чем податься в город, чтоб не сдохнуть тут в деревне с голоду.

И так далее, хотя соседние абзацы никак не помогают понять смысл сказанного. Синтаксис вроде бы русский, и лексика не чужая, но из всего этого обилия букв какой-то смысл извлечь не получается. А ведь издательство и серия, в которой издана эта книга, называется «Уроки русского». Такие вот уроки.

Местом действия автор обозначает населенные пункты Смоленской области либо сам Смоленск, либо Шахновск — именно так Разумовский обозначает родной Смоленск и в других своих произведениях. Родной — в самом буквальном смысле слова. Для тех филологов, которые сомневаются в своих познаниях русского языка, должен пояснить, что слово «шахна» на сленге означает «женский половой орган» или «пизда». Подобная лексика встречается в книге на каждом шагу. Автор не делает никаких уступок ретроградам из Госдумы и даже не пытается наступать горло собственной песне.

Персонажи его рассказов и повести не только разговаривают на неформальном русском, но также частенько и обильно выпивают, интенсивно трахаются, мастурбируют, дерутся, убивают и с аппетитом поедают друг друга. Иногда создается впечатление, будто Олег Разумовский интуитивно намекает нам этим каннибализмом на теневую сторону трагической истории древнего русского города, окруженного крепостью, который на своем веку знавал не одну драматическую осаду неприятелем — татарами, поляками, литовцами и московитами, когда доведенное ужасом и голодом до безумия население поедало себе подобных. Русские не сдаются! Но и не брезгуют вырезкой из товарища или соседа.

На людоедскую тему намекает и эфиопский идол Джу-Джу, давший название сборнику. В Африке никого особенно не удивишь поеданием человечины. Вообще-то рассказ «Джу-Джу» посвящен ужасному Кондратию Синицыну, кромсающему трупы в морге, помогая доктору Бесполову, который привез злого божка Джу-Джу из далекой Эфиопии. Потом доктор спился и сам оказался на столе морга. Вездесущий и страшный Синицын, постоянно преследующий рассказчика, также оказывается сторожем на кладбище, дружинником, банщиком.

— Я сам людоед, малый, ты это учти. — И щекотал при этом трофейной большой финкой. — Привык я, пойми козленыш, во время голодухи. Охотился за людьми, подстерегал их, забивал и ел. За милую душу шла человечина. — И хохотал, как ёбанутый.

Рассказ совсем не выглядит реалистичным, он скорее похож на записанный автором кошмарный сон, очнувшись от которого рассказчик ничего не помнит.

К сожалению, книга оставляет впечатление издательской халтуры. Никакого вмешательства литературного редактора и корректора в текст не наблюдается. Как можно править такой гениальный авторский стиль! Поэтому опечатки и ошибки в тексте отнюдь не редкость. Например, готов спорить с автором, слово «ёбанутый» все-таки пишется с буквы е. Это слово «ёбнутый» пишется с буквы ё. Понятно, что филологи в институтах таких слов не проходят, да и в академических словарях русского языка их не сыщешь. Но мы ведь живой неоскоплённый русский язык изучаем не по учебникам, а впитываем на улице!

Материал произведений Разумовского можно охарактеризовать как депрессивный, отталкивающий, ужасный, омерзительный, противный, угнетающий. Автор не создает никаких позитивных смыслов. Можно было бы подумать, что Разумовский просто крайний мизантроп. Но на самом деле он в какой-то мере реалист, отражающий ту неприятную и мерзкую сторону трагедии жизни, которую другие авторы предпочитают игнорировать, не замечать или лживо приукрашивать.

Когда я смотрю печальные фоторепортажи смоленского журналиста Максима Захарова в ЖЖ «Провинциальный наблюдатель», где разруха Смоленщины невольно сравнивается с соседней Белоруссией, неизбежно возникает вопрос «Что за народ такой населяет эту несчастную страну, погрязшую в распаде, нищете и отчаянии?» Мне кажется, Разумовский дает какой-то ответ. На зеркало неча пенять, предупреждал классик.

Олег Разумовский. Джу-Джу. Авторский сборник. Рассказы, повесть. — М.: Уроки русского, 2015. — 272 с. — (Серия: Уроки русского) — Возрастные ограничения: 18+ — Тираж 500 экз. — Твердый переплет.

17.05.2015

Михаил Куртов. Генезис графического пользовательского интерфейса. К теологии кода



 

Надо признать, весьма необычные идеи проповедует Михаил Куртов. До сих пор философия игнорировала компьютерные программы стороной либо прикладывала к ним теории из других областей, не пытаясь осмыслить их как нечто новое. Ссылаясь на идеи философов и программистов, Михаил Куртов пытается снять противоречие между техникой и культурой и объединить их в некий общий процесс, сродни религии или теологии. Противоречие между техникой и культурой позволяет снять компьютер, как самодвижущаяся субстанция. Техника перестает быть только инструментом. В 1966 году на вопрос журнала «Шпигель», что теперь занимает место философии, Мартин Хайдеггер ответил: «Кибернетика». А Пол Грэм, известный IT-специалист, продвигавший язык программирования Lisp, писал: «Языки программирования — это не просто технология, а то, чем программисты думают. Это наполовину технология, наполовину религия».

Книга посвящена исследованию того, чем на генетическом уровне является графический пользовательский интерфейс (GUI, graphical user interface) компьютера. Впервые появившись в массовых компьютерах Apple Macintosh, GUI сделал компьютер доступным всем, в том числе неспециалистам. У людей создается иллюзия, будто они видят и манипулируют информационной областью напрямую. 

Идею GUI разработали в лаборатории Xerox PARC в Калифорнии. В 1979 году сотрудник Xerox PARC Трюгве Реенскауг (Trygve Reenskaug) создал тройственную схему использования нескольких шаблонов проектирования, которая получила название MVC (model-view-controller, «модель-представление-контроллер»). С помощью MVC модель приложения, пользовательский интерфейс и взаимодействие с пользователем разделены на три отдельных компонента, чтобы модификация одного из компонентов минимальное воздействовала на остальные. Полное определение GUI таково:

GUI = (клавиатура + дисплей + мышь) + (MVC)

«Главной целью MVC является перекинуть мост между человеческой ментальной моделью и цифровой моделью, существующей в компьютере», — писал Реенскауг. И хотя программный продукт невидим и невизуализируем, сегодня эта цель достигнута в гигантском масштабе: миллиарды людей с почти религиозным рвением используют смартфоны и планшеты, даже внешне напоминающие иконы. 

И вот тут мы переходим к главной идее книги Михаила Куртова. Блистая философской и технической эрудицией, он пытается доказать, что графический пользовательский интерфейс морфологически эквивалентен средневековой Церкви, а современное состояние дел в информатике подобно ситуации в поздней схоластике. Тройственность MVC подобна христианской Троице, в которой соединены три божественные ипостаси Отца, Сына и Духа. Эта схема была принята на Первом Никейском соборе в 325 году. Куртов ссылается на термин «единосущие» (homoousia), ставший главным изобретением Никейского собора и не допускающий распад фигур Троицы на трех отдельных богов, вопреки парадоксальному равенству 1=3. Куртов настойчиво увязывает это понятие с MVC, указывая на зависимость элементов этой схемы, их различие и единство, как разные ипостаси (hypostasis), обозначающие способы существования единой сущности. 

Способ доказательства такой аналогии вызывает у меня наибольшие сомнения: модель-представление-контроллер гомологичны следам Отца, Сына и Духа, говорит Куртов. Но что такое гомология, Куртов объясняет довольно туманно и не слишком убедительно, но указывает, что это соответствие не есть метафора. Более того, он утверждает, что изучение сущности гомологии является первоочередной задачей современной философии. 

К своим выводам Куртов приходит, ссылаясь на работы французского философа Жильбера Симондона (Gilbert Simondon), жившего в докомпьютерную эпоху, чьим вкладом в философию техники стало открытие генетических законов, управляющих технической эволюцией. Хайдеггер и Симондон по мнению Жиля Делёза были «двумя величайшими философами техники». Рассуждая о технологии и теологии, Куртов сообщает, что церковные соборы могут быть уподоблены инженерным симпозиумам, на которых коллективно создаются стандарты для индустрии, позволяющие бороться с «ересью». Но, пожалуй, самое любопытное в этом уникальном труде — идея соединения технологии и теологии в технотеологических схемах. Различие между программированием и использованием компьютера имеет технотеологический характер: GUI заведомо упрощает, редуцирует коммуникацию с компьютером, а результаты GUI-ввода не сохраняются и не становятся достоянием коллектива и общества.

Любопытны попытки предсказания Михаилом Куртовым будущего информатики на основе такого «теологического» понимания computer science. Он полагает, что нынешний software crisis, в котором находится информатика, является «повторением» технического застоя в Средние века. А настоящая компьютерная революция еще не случилась. После ликвидации компьютерной безграмотности наступит цифровая Реформация, затем Ренессанс программистской культуры с техническим искусством (science art) и массовое возвращение к интерфейсу командной строки. Так что GUI, выступающий посредником между реальностью кода и социальной реальностью, гомологичен Церкви как посреднику между Богом и людьми. Ведь именно с GUI началась  социализация ПЕРСОНАЛЬНЫХ компьютеров. 

Неотвратимое футурологическое следствие этой гипотезы: эволюция кода должна будет когда-то завершиться. Возможно, это будет эпоха, совпадающая по времени с «технологической сингулярностью», которую предсказывает Рэй Курцвейл. Компьютер это вещь, способная становиться всеми вещами, симулируя любую вещь, то есть вещь вещей. Конец кода будет окончанием развертки духа в вещах: слово станет плотью, наступит конец географии, начнется подлинно Новое время — время антропотеотехнических гибридизаций: человек физически и духовно соединится с компьютером. Таким образом, Бог как предмет коллективной веры умер, но Его структура сохранилась в скелете общества-культуры. В XXI веке теология станет для computer science тем же, чем математика стала для естественных наук в XVII веке, пророчит Куртов. Но он не готов истолковать присутствие теологии в коде — как последнюю страницу в истории умирания Бога или как его рождение в вещах?

Михаил Куртов. Генезис графического пользовательского интерфейса. К теологии кода. — СПб: ТрансЛит, 2014. — 88 с. — Мягкая обложка — Серия: Транслит (литературно-критический альманах)

Александр Петроченков. Крафтовое пиво. Пивная революция: руководство от инсайдера

Теперь моя книга "Крафтовое пиво. Пивная революция: руководство от инсайдера" бесплатно доступна всем желающим в формате PDF со вс...