Владимир Сорокин. Манарага

Этот небольшой роман читается легко и быстро, примерно за три-четыре чайника чая. Отнести его можно к жанру фантастики, но не научной фантастики, а скорее криминально-социальной. Фактически, скрываясь в фантастических декорациях будущего, автор размышляет о литературе, смеется над фетишизмом священных издания бумажных книг в цифровую эпоху. Рукописи не горят? Прекрасно горят, утверждает этот роман. На книжном рынке в лидерах вовсе не настоящая литература, а поп-книги по кулинарии, что само по себе смехотворно. И электронные книги бесполезны, на них даже стейк не поджаришь. 

Действие происходит в некоем будущем во второй половине XXI века после Второй исламской войны. Основное место в книге занимает довольно унылое и неоднократно повторяющееся с некоторыми вариациями описание «чтения» книг, точнее, сжигание книг, book’n’grill. Так герой Геза называет приготовление блюд на огне сжигаемых редких и ценных книг, настоящих раритетов и памятников культуры, обычно оригинальных и первых изданий известных произведений. Криминал состоит в том, что эти книги крадут из библиотек и музеев, власти с этим варварством пытаются бороться, отлавливая и осуждая преступников, но без особого успеха.

Приобретенные книги сжигают на глазах заказчиков, частных клиентов, — гурманов-богатеев, богемы или бандитов, щедро оплачивающих такую странную, но модную кулинарию. Причем ценность сжигаемых «дров» определяется вовсе не столько художественной или духовной их ценностью, а скорее известностью, авторитетом, неким неясно кем установленным статусом и престижем. Набоков, Фолкнер, Пастернак или Толстой ценятся выше и дороже, чем книги Горького, «Чевенгур» Платонова или «Ванькя» (неужели намек на «Санькя» Захара Прилепина?). Есть и вовсе вульгарная литература на растопку, и бандиты предпочитают в качестве гастрономических «поленьев» своей кухни известные им детективы.

Геза демонстрирует некоторые познания русской литературы, на «чтении» которой он специализируется. Он хорошо понимает ценность и статус книг и презирает ширпотреб, советскую и постсоветскую макулатуру. Однако над группой якобы свободных и независимых кулинаров book’n’grill имеется некая командная надстройка — Кухня, организующая и внимательно контролирующая процесс и работу отдельных кулинаров и чутко следящая за безопасностью системы. А во главе Кухни стоит Квинтет, принимающий важнейшие решения, этакое Политбюро. Кухня регулярно устраивает тайные сборища поваров book’n’grill, и только в глазах этого незримого сообщества книги обретают свой статус и ценность. 

Основной конфликт романа возникает между устаревшей Кухней и обновленцами-реформаторами, решившими ликвидировать как Кухню, так и уникальное индивидуальное мастерство и крафтовый бизнес «бук-энд-грилл», заменив их массовым промышленным ресторанным сетевым бизнесом глобального масштаба. Гезе предлагают стать управляющим мировой сети ресторанов: «Париж, Нью-Йорк, Лондон, Шарлоттенбург, Будапешт, Новгород, Пекин».  Разумеется, сеть ресторанов на самом высоком технологическом уровне, а не прежняя кустарщина.

Любопытно, что в сочетании пиромании + гастрономии удивительно мало конкретных кулинарных рецептов. Пожалуй, встречается только один рецепт фаршированной куриной шейки по-одесски (гефильте гельзеле), но и ее Гезе сам не готовит, а лишь поджаривает на «Одесских рассказах» Исаака Бабеля полуфабрикаты, готовые фаршированные шейки.

Зато Владимир Сорокин скромно блистает своими известными стилистическими навыками: в книгу зачем-то вставлено несколько очень разных отрывков и рассказов, к повествованию романа не имеющих особого смыслового отношения, будто вставленные для заполнения балласта.

Вообще-то с сюжетом в романе явная беда: сюжета практически нет. Только в конце героя романа вдруг пытаются заставить отказаться от его любимого и весьма прибыльного ремесла (после каждого сеанса пирогастрономии он получает от клиента толстую «котлету» в конверте), но он способен согласиться с таким предложением только после своего рода «лоботомии», точнее, после электронно-биологического вмешательства в деятельность мозга, когда из него извлекают «блох» — некие имплантированные устройства, служащие для личной информации, памяти и безопасности, вроде смартфонов, без которых многие люди сегодня уже чувствуют себя не комфортно. А под конец ему еще внедряют в мозг блох нового поколения, и в финале дают вкусный пряник — приводят его любимых вьетнамок-близняшек, которые распахивают свои халаты, и на полу, «разведя и скрестив свои гибкие и гладкие ножки так, что их нефритовые врата соединяются в волшебный знак WW», заставляют его ползти и приникать устами к своему запаху счастья. Роман завершается фразой: «И поток моих слез проливается на юные чресла». Конец. Сопротивление сломлено.

Владимир Сорокин предается не слишком научным фантазиям. Это похоже на драматическую политическую аллегорию, намекающую, что литературным процессом, точнее — оценками качества и уровня литературы кто-то закулисно манипулирует. Но в романе внезапно происходит переворот и смена парадигмы. Срабатывает заговор и все переворачивается. Или, может быть, если не принимать всерьез подобные догадки, автору просто сказать нечего? Как любит частенько говорить Гезе: fuck you slowly.

В романе повторяются некоторые образы из ранних романов Сорокина, например, большие и маленькие люди, или вдруг гигант Толстой приносит мамонта размером с собаку. Подобное есть в «Метели» и «Теллурии».

В романе немало всяческих остроумных шуточек, игры слов и смешных оборотов, типа «хрустящий венский шницель на Шницлере». (Стоит напомнить, что Лев Троцкий, сбежав из ссылки и проводя время в богемной среде венских кафе, в 1902 году написал работу "Об Артуре Шницлере". Так Шницлер стал известен в России, а в 1926 году он стал автором "Новеллы о снах" или "Traumnovelle", по мотивам которой Стенли Кубрик снял свой чудный последний фильм "С широко закрытыми глазами".) Да, написано хорошо. Очень хорошо. Но вполне неясно.

Есть в романе эпизод, где в Париже в «Гранд-Опера» ставят на корявом русском оперу The Children of Rosentahl, напоминая читателю о постмодернистской опере «Дети Розенталя» Леонида Десятникова, состоящей из фрагментов великих оперных композиторов на либретто Сорокина, которая не без скандала была поставлена в Большом театре. Группа депутатов госдумы выразила протест против ненормативной лексики, маргиналов-персонажей и проституток на государственной сцене.

О России герой романа Геза, специалист по русской литературе, высказывается мало и плохо, намекая, будто после всех войн тут такая разруха, что людям не до его искусства пирогастрономии. Россия закрыта, а мир требует прозрачности. Русская кухня у него тоже закрытая и отпугивающая современного человека тем, что никто не знает, «что содержит салат оливье, из чего сварена solyanka, чем наполнены pirozhki и что внутри kulebyaki». «Русскую кухню трудно назвать здоровой. Много жирных блюд, мучных». «Как для любого европейца, русская кухня для меня — это водка, икра + pirozhki. Ну, еще — борщ. Хотя, pardon, борщ — это украинское блюдо».

Зато о Берлине Геза высказывается конкретно и с восхищением. Стоит напомнить, что пару лет назад Владимир Сорокин эмигрировал, перебрался из Внуково в Берлин, где обитает в районе Курфюрстендам. А в 2017 году Сорокин вышел из Российского ПЕН-центра в знак протеста против действий исполкома. Так что какая-то политика, похоже, даже для художника имеет значение.

Да, забыл сказать, что Манарага — это просто красивая горная вершина на Северном Урале, в Приполярье. Мне кажется, автор вполне мог сделать местом заключительного действия своего романа едва ли не любое другое место на просторах России или в другом месте на планете. Чем хуже Новая Земля? Или Антарктида? Так что выбор вершины Манараги остался никак не мотивирован.

Владимир Сорокин. Манарага. — М.: АСТ, Corpus, 2017. — 256 с. — Твердый переплет. — Возрастные ограничения: 18+.