Алекс Гарленд. Кома

Британский писатель и сценарист Алекс Гарленд (Alexander Garland) ливанского происхождения первоначально рисовал комиксы, но разочаровался в этом занятии и подрабатывал иллюстратором и freelance-журналистом. Он автор трех романов «Пляж» (The Beach; 1996), «Тессеракт» (The Tesseract; 1998) и «Кома» (The Coma; 2004).

Роман «Пляж» стал абсолютным бестселлером, по нему Дэнни Бойл (постановщик киноверсии знаменитого романа Ирвина Уэлша «На игле») экранизировал «Пляж» с Леонардо ди Каприо в главной роли, хотя поначалу издатели на этот роман не обратили внимания. Комиксы фактически были профессией Алекса Гарленда, сформировавшейся в том числе и под влиянием отца известного политического карикатуриста и художника-графика Николаса Гарланда. Именно из занятия комиксами исходит явная киношность книг Гарланда, заточенность под картинку, видеообраз, соблюдение требований композиции, правильных пропорций между действием и диалогами.

Роман «Кома» очень небольшой, его можно прочитать буквально за один день. Значительную часть книги занимают графические иллюстрации отца автора Ника Гарланда к каждой главе романа, их более четырех десятков. Композиция романа закольцована: он заканчивается сценами из начала, но вывернутыми наизнанку.

Сюжет: по пути с работы домой, Карл в ночном вагоне метро вступился в защиту молодой девушки от преследования группы молодых хулиганов. За свое вмешательство Карл подвергается жестокому нападению, его избили ногами и он впадает в кому. Герой «Комы» приходит в себя в больнице. Он был избит до потери сознания и, как выясняется, утратил память. Он не помнит, как его зовут. Не помнит, в чем заключается его работа. Не совсем уверен, какого рода отношения связывают его с его секретаршей Кэтрин, которая вдруг оказывается в одной с ним постели. Он уверен только в одном: ключ к разгадке амнезии находится в его портфеле с латунной пряжкой, загадочно исчезнувшем с места преступления.

Проснувшись, Карл быстро обнаруживает, что его, казалось бы, нормальный мир очень своеобразен и оторван он привычных причин и следствий. Собственно, именно необыкновенные феномены сознания его травмированного мозга становятся главным событием романа. Гарленд очень хорошо воссоздает виртуальные миры полусонного сознания героя на грани сна, а затем изощренно растворяет его сознание и ощущение собственного тела, превращая физические ощущения в ничто. Затем герой опять возрождается как наблюдатель за самим собой со своим взглядом со стороны.

Сюжет кажется слишком простым, в нем мало действия и неожиданных поворотов. Но сюжет в этом романе не главное, а изучение того, что происходит с сознанием человека, находящегося в пограничном состоянии. Карл блуждает в своих снах, погружаясь в разные уровни бытия и небытия. Поистине становится жутко там, где герой проваливается в пустоту и темноту, словно в космос, а сознание выдает лишь поток несвязанных друг с другом слов. Поскольку роман короткий, есть смысл прочитать его дважды, во всяком случае, хотя бы некоторые его главы, так как иначе трудно понять сложный смысл.

Странное оформление обложки: с вывеской для двери гостиничного номера, на которой надпись Do not disturb! В романе действие в номере гостиницы не происходит, и герой не пользуется такой табличкой, запрещающей его беспокоить. Он большую часть времени пребывает в коме на больничной койке, и совершенно не воспринимает окружающий мир. Однако надпись Do not disturb по-английски звучит очень грубо, как приказ, а не просьба. Обычно пишется иначе: Please do not disturb!, это намного более вежливо и является языковой нормой. Неужели издателям это не известно?

Алекс Гарленд. Кома (The Coma) / Перевод: М. Пчелинцев. — М.: Эксмо; СПб.: Домино, 2005. — 208 с. — Твердый переплет — Тираж 5000 экз. — (Серия: Интеллектуальный бестселлер)

А. И. Тодорский. Маршал Тухачевский

Отвратительная книга, малоинформативная и полная обычной коммунистической трескотни ни о чем. Политическая пропагандистская поделка, но не настоящее исследование. Видимо эту небольшую книжонку срочно выпустили по следам хрущевской борьбы с культом личности Сталина, чтобы реабилитировать одну из самых известных, знаковых жертв сталинских репрессий.

Михаил Николаевич Тухачевский — советский военный деятель, военачальник РККА времён Гражданской войны, военный теоретик, маршал. Родился 16 февраля 1893 года в селе Александровское, в 7 км западнее Сафоново вблизи станции Вышегор в Смоленской губернии. Михаил Тухачевский — прославленный советский военный деятель, военачальник РККА времён Гражданской войны, разгромивший Колчака, военный теоретик, Маршал Советского Союза (1935). Был расстрелян немедленно после осуждения тройкой 12 июня 1937 в Москве по «делу антисоветской троцкистской военной организации». Но он был посмертно реабилитирован в 1957 году, вскоре после XX съезда КПСС.

Автор книги Александр Иванович Тодорский, как сообщается в книге, — старый большевик, ветеран Советской Армии, генерал-лейтенант запаса — вошел в историю советской литературы своим очерком «Год с винтовкой и плугом», написанным в 1918 году и получившим одобрение В.И.Ленина в статье по этому поводу — «Маленькая картинка для выяснения больших вопросов». Ленин упоминал эту статью на X съезде партии. Но очерк, помещенный в этой книге А.И. Тодорского, посвящен советскому полководцу М.Н.Тухачевскому, которого Александр Иванович якобы близко и хорошо знал.

Повторю: книга совершенно отвратительная. Никаких деталей, подтверждающих близкое личное знакомство Тодорского с  М.Н.Тухачевским в книге нет. Биография известного советского военачальника излагается предельно сухо и лаконично. Лишь вскользь упоминается о его дворянском происхождении (фамилия числилась в дворянских списках), а затем много говорится о якобы крестьянском происхождении деда Петра Прохоровича Милохова. О том, что фамилия Твардовских явно намекает на польские корни и шляхту, которая после осады Смоленска королем Сигизмундом III в 1609-1611 годах записала на себя именем короля почти все усадьбы и земли на территории нынешней Смоленской области, ни слова.  А ведь ни для кого не секрет, что многие знаменитые смоляне в прошлом имели польские корни — Пржевальский, Глинка, Грибоедов, Твардовский и др. Но про Тухачевского такого не сказано.

Возможно, что и сам А.И.Тодорский тоже польского и дворянского происхождения, потому и был близок с Тухачевским, но об этом автор не говорит. А ведь он был автором одного из первых списков репрессированных военачальников. И сам оказался в 1938 году в числе репрессированных, отсидев 15-летний срок.

За несколько лет до Второй мировой войны сталинский режим репрессировал и уничтожил больше маршалов, генералов, адмиралов, комкоров и других высших военачальников РККА и флота, чем затем таких командиров погибло во время войны. Вероятно, списки высших чинов советской армии, якобы сотрудничающих с немецкой разведкой, были коварно подброшены мнительному Сталину в ходе секретной операции главного штаба Третьего Рейха. Масштабные репрессии руками НКВД фактически обезглавили Красную армию, что в дальнейшем стало одной из решающих причин нападения Гитлера на СССР 22 июня 1941 года, решившего, что СССР достаточно ослаблен репрессиями. Но об этом в книге ни слова, как ничего не сказано и о причинах ареста и смертного приговора одной из первых жертв в длинном списке сталинских репрессий маршала Тухачевскому.

В конце книги сказано лишь округло и бессодержательно: «Тухачевскому не суждено было дожить до Великой Отечественной войны. Но Тухачевский вместе с ее героями громил фашистские армии. На врагов обрушилась техника, которую  вместе с партией и народом строил Тухачевский». Но больше никаких деталей об этой технике. Более-менее подробно в книге излагается только боевая биография Тухачевского в годы Гражданской войны 1918-1921 годов. Причем эта, самая большая часть книги явно переписана откуда-то из скучных официальных советских источников по истории войны. Главная победа Тухачевского в 1918 году над адмиралом Колчаком расписана довольно подробно, хотя Колчак почему-то назван в книге империалистом.

Буквально на каждой странице книги упоминается имя Ленина, якобы постоянно руководившего Тухачевским и вдохновлявшего его на подвиги. Имя Сталина упомянуто вскользь пару раз в негативном контексте, а имя Троцкого упомянуто один раз в самом начале книги в перечне разных партийных деятелей, но ничего не говорится о его роли главнокомандующего и создателя Красной армии и его отношениях с Тухачевским. Отсутствие имени Троцкого в книге о гражданской войне выглядит просто нелепо. Так что эта книга предельно бессодержательна и откровенно искажает и фальсифицирует подлинную историю.

О провале Варшавской операции и об отказе Сталина помогать наступлению Тухачевского на Варшаву автор сообщает вскользь и невразумительно. Он всячески избегает собственных выводов и оценок. Например, вот как он сообщает читателю о разгроме армии Тухаческого Пилсудским: «Анализируя исход этой операции, В.И.Ленин отмечал, что, когда армия после неслыханных и невиданных героических усилий оказалась истощившей все свои силы, наступило военное поражение. Научный разбор нашей ошибки Ленин предложил будущим историкам.»

Говоря о том, что в 1921 году Тухачевский фактически стал руководителем карательной армии коммунистического режима, подавлявшей недовольство народа военным коммунизмом и продразверсткой, автор, разумеется, ни разу карателем его не называет, хотя рассказывает о героическом подавлении Тухачевским Кронштадтского восстания матросов, требовавших политических перемен под лозунгом: «За Советы, но без коммунистов», а также об уничтожении крестьянских партизанских отрядов в Тамбовской губернии, что автор называет «мятежом антоновцев» будто там опять были некие империалисты. Против крестьян, вооруженных вилами и обрезами, Ленин отправил регулярную армию, которая за 40 дней подавила крестьянский мятеж артиллерией и боевыми отравляющими веществами — но об этом героическом подвиге Тухачевского в книге не сказано ни слова. Только стоит трескотня о его преданности идеям коммунизма и верности партии, которая после народных выступлений перепугалась и резко поменяла свой курс с коммунизма на капитализм, объявив в стране НЭП, просуществовавший до 1929 года, когда Сталин начал свою коллективизацию и вновь принялся грабить крестьян.

О троцкистском заговоре, шпионаже на немцев или каких-либо других причинах расстрела Михаила Тухачевского в книге прямо ничего не сказано. Только округлые фразы о его военной мудрости и дальновидности. Но почти ничего о том, чем же Тухачевский занимался с 1921 по 1937 год, когда Сталин внезапно понизил его в должности с самого высокого армейского поста в СССР и направил руководить захолустным Поволжским военным округом, а по прибытии на место агенты НКВД арестовали Тухачевского, быстро вынесли приговор и расстреляли.

В статье Википедии можно узнать больше важных подробностей о судьбе Михаила Тухачевского, чем в этой бестолковой советской книжонке.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Тухачевский,_Михаил_Николаевич

Александр Тодорский. Маршал Тухачевский. — М.: Политиздат, 1963. — 96 с. — Тираж 150 тыс. экз. — (Серия: Герои и подвиги)

Ничто не ново под солнцем: лучшие книги классиков про эпидемии

Человечество на своем веку пережило много ужасов. Кровопролитные войны, зверства инквизиции, болезни, выкашивающие целые города, не жалеющие ни стариков, ни детей… В сравнении с кошмарами прошлого COVID-19 нервно курит в сторонке. Конечно, легендарные писатели, особенно современники глобальных трагедий, своими глазами видевшие, как эпидемии меняли человеческое общество до неузнаваемости, не могли обойти эту тему стороной.

Почитав о том, как люди умудрялись выживать, а некоторые даже радоваться жизни, когда за порогом стояла практически неотвратимая смерть, будет легче принять грядущие скучные, но куда более безопасные деньки, которые предстоит нам всем провести на карантине.

Джованни Боккаччо «Декамерон» (1352)

Написанный в стародавние времена (в 14 веке!), но до сих пор не обросший мхом сборник новелл Боккаччо неожиданно оказался ближе всех других произведений к сегодняшней ситуации.

Пусть события рамочного повествования разворачиваются на фоне пляски черной смерти, которая убивала 90% зараженных (COVID-19 куда менее смертоносен, его средняя летальность колеблется в районе 1-10% в зависимости от методики подсчета и возрастного состава населения), центральные персонажи — благородные дамы и юноши — самоизолируются на загородной вилле, оставаясь в относительной безопасности. Главный их враг на вилле — скука, от которой они спасаются, рассказывая друг другу забавные истории (местами удивительно пикантные для 14-ого века). Сериалов еще не изобрели, интернет — подавно, зараза косит девять из десяти, а не каждого 20-ого, и даже вакцины никто не обещает (еще и слова-то такого нет), но молодые люди умудряются не терять присутствия духа, веселятся и продолжают жить…

Возможно, некоторым после прочтения захочется организовать видеоконференцию с лучшими друзьями и потравить байки, предварительно договорившись ни разу не произносить слова «коронавирус».

Эдгар Аллан По «Маска Красной смерти» (1842)

В разгар эпидемии читать этот рассказ-аллегорию ипохондрикам и слабонервным строго не рекомендуется. Желающих пощекотать нервишки, напротив — милости просим. Приветствуется богатое воображение и синдром поиска глубинного смысла. События происходят в разгар эпидемии красной смерти, инфекции, которая заставляет своих жертв кровоточить, пока они не испустят дух. Эксцентричный принц решает отсидеться на карантине в собственном монастыре с едой и музыкантами, собрав вокруг себя кутил и прожигателей жизни — чтобы не скучно было. Стоит ли говорить, что рассказ не относили бы к жанру ужасов, если бы все закончилось благополучно?

Произведение ну очень короткое, всего парочка страниц. Но понять и договориться, «что сие значит», критики и литературоведы до сих пор не в силах. Самая популярная точка зрения — По хотел показать человеческое бессилие перед смертью, развенчать иллюзию контроля над собственной судьбой. Согласитесь, сейчас задуматься о собственной смертности и осознать, что не все в нашей власти — и полезно, и жутко одновременно.

Джек Лондон «Алая чума» (1912)

Фантазия, которая поможет принять и переварить реальность, показав, что все могло быть намного хуже. Нынешнюю пандемию только иронично называют апокалипсисом. Джек Лондон же напустил на планету инфекцию, способную очистить мир от человечества эффективнее, чем «Туалетный утенок» ободок унитаза. Здесь есть то, за что многие так полюбили «Ходячих мертвецов» и «Повелителя мух» — горькая правда о дикарях, которые живут в каждом из нас, прячась под маской цивилизованного человека.

Пандемия алой чумы разрушила возводимую веками иллюзию: стоило умирающей цивилизации ослабить упряжь, многие с радостью выпустили на волю своих внутренних демонов. Но Лондон, сознавая, что сила человека в единстве, оставил будущее за теми, кто всеми силами старался сохранить человеческий облик, наперекор сошедшему с ума миру.

Артур Конан Дойл «Отравленный пояс» (1913)

Причиной катаклизма, чуть не погубившего человечество в «Отравленном поясе», стала не инфекция, а ядовитый космический эфир, окутавший Землю. Но бездействие, скепсис и абсолютное неверие расчетам ученого, предсказавшего надвигающуюся катастрофу — точь-в-точь реакция современного общества на эпидемию, начавшуюся в мало кому известном провинциальном городе Китая. Впрочем, Конан Дойл поиздевался как над непробиваемой близорукостью и неповоротливостью политиков, так и над апокалиптическими пророчествами ученых, которые порой чересчур сгущают краски — закончилось все (спойлер!) благополучно. Действие эфира оказалось не смертельным, он лишь дал страдающему от вечного недосыпа человечеству проспаться (параллели, опять же, очевидны), а затем все вернулось на круги своя, как ни в чем не бывало.

Альбер Камю «Чума» (1947)

Популярный французский экзистенциалист пережил эпидемию несколько иного толка — нацистскую оккупацию Франции. Преломившись в его восприятии, она стала тождественна чуме, а на страницы в результате лег жизнеутверждающий роман. Нет, в отличие от «Декамерона», в «Чуме» все плохо, никакого веселья вам и загородных тусовок. Герой вместе с читателем оказывается в центре событий. Болезнь непредсказуемо выхватывает из подлунного мира и слабых, и сильных, и безрассудных, и осторожных — противостоять ей бесполезно… и, в то же время, борьба за каждую жизнь и совместное противостояние общему врагу — единственное, что имеет смысл вне зависимости от того, приносит это результат или нет. Чума нацизма изменила Камю, пробудив человеколюбивый альтруизм в бесстрастном «постороннем». Кто знает, может и COVID-19 сделает человечество чуть сплоченнее и добрее друг к другу… хотя бы на время.

Лучшие книги классиков про эпидемии

Дэвид Гребер. Долг: первые 5000 лет истории

Это обширное экономическое и историческое исследование товарно-денежных отношений с древнейших времен до наших дней, предпринятое авангардистом-интеллектуалом, ломает многие привычные представления о том, что такое «экономика». Автор — американский антрополог, профессор Лондонской школы экономики (с 2013 года) и один из активистов анархистского движения “Occupy Wall Street” («Захвати Уолл-стрит»), создатель слогана «Нас – 99 %» («We are the 99%»).

Дэвид Гребер (David Rolfe Graeber, род. 12 февраля 1961, Нью-Йорк) — не только ученый-антрополог, но и общественный деятель, анархист, противник протестного движения, но сторонник прямого действия. Как и всякий анархист, уверяет, что капитализм переживает кризис, несовместимый с его дальнейшим существованием, и должен закончиться на протяжении ближайшего поколения, однако никаких конкретных представлений о дальнейшем устройстве жизни не предлагает.

Опираясь на антропологические методы о человеческой природе, Гребер выдвигает мысль, что в основе того, что традиционно называют экономикой, лежит вовсе не миф о меновой торговле, а категория долга, которая на разных этапах развития общества может принимать формы денег, бартера, залогов, кредитов, акций и так далее. Один из императивов автора книги состоит в том, чтобы вырвать экономику из лап «профессиональных экономистов», доказавших свою несостоятельность во время последнего мирового кризиса, и поместить ее в более широкий контекст 5000-летней истории культуры, политологии, социологии и прочих гуманитарных дисциплин.

Во время последнего глобального экономического кризиса 2008 года, начавшегося годом ранее в США на рынке недвижимости, а затем охватившего весь мир и определенно ставшего явлением исторического масштаба, стало ясно, что экономисты не сумели предсказать и предупредить его, веря в непогрешимость неолиберальной модели. Причины финансового кризиса ставили экономистов в тупик настолько, что спрашивать о его происхождении было неприлично. Такую бесцеремонность могли позволить себе немногие избранные, например, королева Британии Елизавета II: осенью 2008 года она посетила Лондонскую школу экономики и поинтересовалась, почему экономисты «проморгали» кризис. Наступила гробовая тишина.

Новым и неожиданным ответом на этот вопрос стала книга «Долг: первые 5000 лет истории» Гребера, вышедшая в 2011 году и переведенная более чем на десять языков. В 2014 году Банк Англии выпустил доклад о «Роли денег в современной экономике», в котором вместо традиционного мифа о меновой торговле («Представьте себе первобытного рыбака и земледельца, которые хотят обменяться друг с другом…») рассказывает историю об импровизированных долговых расписках, явно позаимствованную из этой книги Гребера. Так что его книга оказалась весьма актуальной, а идеи воспринятыми.

В нашей стране антропология развита довольно слабо. Отдельный человек мало интересовал классиков марксизма-ленинизма. Им было интересно оперировать народными массами и разжигать классовую борьбу. Поэтому антропология, как совокупность научных дисциплин, занимающихся изучением человека, его происхождения, развития, существования в природной и культурной средах, заметного отражения и развития не получила. В Советском Союзе антропология чаще всего понималась как наука о происхождении и эволюции человека и его рас, то есть, как физическая антропология. Тем интереснее читать, как американский антрополог уничтожает догмы традиционной экономики, оказавшейся неспособной предвидеть мировой экономический кризис. Роль денег и кредитных отношений в институтском курсе экономики отражена слабо и невнятно, хотя они тысячи лет составляли повседневность для миллионов людей. Гребер убедительно показывает, что сами люди (рабы) с давних пор играли роль денег. Сексуальная эксплуатация и сегодня остается актуальной для большой части человечества. Цитата из книги:

"В конце концов, что это за тайские девушки, которые таинственным образом появлялись на пороге гостиничного номера Нейла Буша (брата Джорджа Буша-мл.)? Почти наверняка они дети обремененных долгами родителей. И по всей вероятности, они сами стали рабынями из-за договорного долга.
Однако сосредоточение внимания на сексуальной индустрии тоже может ввести в заблуждение. Тогда, как и сейчас, большинство женщин, оказавшихся в долговом рабстве, занимались в основном шитьем, готовкой и чисткой отхожих мест. Даже в Библии та из Десяти заповедей, что гласит «не желай жены ближнего своего», подразумевает не сладострастие (прелюбодеяние уже упоминалось в заповеди номер семь), а превращение в долговую рабыню — иными словами, в служанку, которая подметает чужой двор и развешивает белье. В большинстве таких случаев сексуальная эксплуатация была явлением эпизодическим (обычно незаконным, но иногда все же случавшимся и имевшим символическое значение). И снова, если мы избавимся от некоторых наших обычных шор, мы увидим, что за последние пять тысяч лет все изменилось намного меньше, чем мы привыкли думать".

Дэвид Гребер анализирует историю с социально-экономической точки зрения, получившей название «мир-системный» анализ. В таком направлении начинали мыслить Освальд Шпенглер и Альберт Тойнби. Большую популярность получили работы Джареда Даймонда («Ружья, микробы и сталь», «Коллапс: почему одни общества выживают, а другие умирают» и другие, о которых я уже писал). Но истоки научного направления мир-системного анализа восходят к 1970-м годам, когда появились труды американского социолога Иммануила Валлерстайна «Современная мир-система» и французского историка Фернана Броделя «Материальная цивилизация, экономика и капитализм».

Главный герой книги Гребера — капитализм, а ключевым фактором мировой истории выступает долг. Причем история развивается двухтактно: после периода, когда долг оказывается ключевым принципом организации экономики, следует стадия, когда возникают институты, ограничивающие его разъедающее воздействие на общество. В настоящее время человечество переходит от «долговой» стадии в «недолговую».


Новое понимание человека в книге Гребера полностью согласуется с ключевым анархистским принципом, в соответствии с которым приоритет должен отдаваться прямому действию, а не протесту. Бессмысленно протестовать против существующих моделей человека и общества, нужно отказаться от них и начать выстраивать новые. Правда, стоит вспомнить, что Дэвид Гребер уже однажды неудачно выступил сторонником прямого действия прямо перед терактами 11 сентября 2001 года. Он также участвовал в числе восьмидесяти активистов движения “Occupy Wall Street” в оккупации Зуккотти-парка в Нью-Йорке, начавшейся 17 сентября 2011 года, с целью привлечения общественного внимания к «преступлениям финансовой элиты» и с призывами к структурным изменениям в экономике. Активисты создали палаточный лагерь, просуществовавший два месяца и разобранный полицией 15 ноября 2011 года, которая направила протестующим уведомление об уходе из парка из-за его якобы антисанитарных и опасных условий. Большая часть участников к этому времени лагерь покинула. В уведомлении указывалось, что они могут вернуться без спальных мешков, брезента или палаток. Примерно через час, около первого часа ночи, полиция Нью-Йорка начала выводить демонстрантов из парка.

17 декабря организаторы призвали к «повторному захвату». Сотни демонстрантов заняли парк за несколько минут до того, как въехала полиция. Протестующие пытались пробиться через несколько секций ограждения до того, как полиция Нью-Йорка остановила их, арестовав 58 человек с применением насилия. Демонстрации носили откровенно антикапиталистическое и анархистское содержание под лозунгом «Нас — 99%», указывая на несправедливое экономическое неравенство в США.

Владимир Соловьев и другие кремлевские пропагандисты любят указывать, что американская демократия оказалась тогда не безразмерной, проводя параллели с демонстрациями в Москве: как раз в то же самое время начались демонстрации на Болотной площади. А с 8 по 16 мая 2012 года в Москве проводилась акция внесистемной российской оппозиции «Оккупай Абай». Начало акций связывают с инаугурацией Президента РФ Владимира Путина 7 мая, вступление которого в должность внесистемной оппозицией оценивается как незаконное. Акция заключалась в «мирном» круглосуточном нахождении значительного количества протестующих около памятника Абаю Кунанбаеву на Чистых Прудах.

Мы с женой 7 мая 2012 года отдыхали на курорте в Бад-Хомбурге, в пригороде Франкфурта, и наблюдали инаугурацию Путина по телевидению. Трансляция прерывалась показом фрагментов силового разгона демонстрации протеста на Болотной площади 6 мая. А в центре Франкфурта, рядом с небоскребами известных банков и под известным знаком евро, развернулась акция анархистов "Occupy Frankfurt". Любопытно, что этот лагерь анархистов был ликвидирован в тот же день, что и в Москве, 16 мая. По возвращении в Москву я побывал на Чистых прудах и побеседовал с некоторыми известными активистами «Оккупай Абай». Вскоре лагерь был разогнан ОМОНом по постановлению суда из-за значительного ущерба, якобы нанесённого протестующими. Полагаю, цели акции были плохо продуманы и довольно невнятны, но среди демонстрантов раздавалось много газет и других печатных материалов.

Могу представить, как оценили бы политику прямого действия анархистов у нас в настоящее время, когда за подобные действия в Пензе целую группу анархистов организации «Сеть» приговорили к длительным срокам заключения за терроризм, хотя они, насколько я понимаю, играли в прямое действие и тренировались в лесу, но никаких терактов не совершали.

От книги получаешь подлинное интеллектуальное наслаждение. Там встретилось невероятное множество неизвестных мне ранее фактов. Иногда даже кажется, что информации слишком много, и она отличается от привычных представлений о деньгах, долгах, устройстве экономики. Издание книги Гребера осуществлено Фондом развития и поддержки искусства «АЙРИС»/ IRIS Foundation Дарьи Жуковой в совместной программе Музея современного искусства «Гараж», основанного в 2008 году Дарьей Жуковой и Романом Абрамовичем в Парке Горького, и ООО «Ад Маргинем Пресс».

Дэвид Гребер. Долг: первые 5000 лет истории (Debt: The First 5000 Years). / Перевод: А. Дунаев — М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. — 528 с.

Филип Рот. Грудь

Филип Рот (1933-2018) главный американский еврейский писатель, автор более 25 романов. Наивысшей точкой его творчества и конфликта с еврейским сообществом стал выход в 1969 году романа «Случай Портного», где внутренний мир отпрыска типичной американской еврейской семьи показан с изощренной безжалостностью и неслыханной для литературы тех лет откровенностью. Книга принесла Роту мировую славу и определила его творческий путь на десятилетия вперед.

Рот вырос в Ньюарке, штат Нью-Джерси, и люди, населявшие городок его детства, стали персонажами всех его книг. Дети, спавшие на двухэтажных койках в тесных комнатках домишек, которые в послевоенные годы снимали в окрестностях Нью-Йорка евреи-служащие (сами они — дети недавних переселенцев из России, Литвы, Польши, Венгрии), росли и на страницах романов Рота, становились типичными американскими евреями следующих поколений: врачами, преподавателями, литераторами.

Но одновременно он главный анфан-террибль: в синагогах книги Рота только что не жгли, что, разумеется, вызывало все более ожесточенные выпады с его стороны и толкало на все более смелые эксперименты. Это противостояние, отчасти навязанное, в результате стало локомотивом писательского успеха Филипа Рота.


Рот безостановочно пробовал новые формы, испытывал хороший вкус на прочность, проверял границы дозволенного. В 60-х он писал книгу об онанисте, в 70-х — эту повесть о мужчине, превратившемся в женскую грудь; в 80-х вышел его роман из пяти частей, где каждая противоречила остальным, в 2000-х — антиутопия об американском фашизме. Многие из этих книг стали вехами в американской литературе, они отмечены всеми мыслимыми литературными наградами — кроме Нобелевской премии. И тот факт, что ее Филип Рот не удостоился, считается одним из самых главных недоразумений в ее истории.

Повесть «Грудь» входит в состав трилогии о профессоре Дэвиде Кепеше. «Грудь» (The Breast) (1972, рус. перевод 1993). «Профессор Желания» (The Professor of Desire) (1977, рус. перевод 1994). «Умирающее животное» (The Dying Animal) (2001, рус. перевод 2009).

Повесть рассказывает историю профессора изящной словесности Дэвида Кепеша, однажды внезапно превратившегося в женскую грудь. Он преподает своим студентам литературные тонкости произведений Кафки, Гоголя, Свифта, где происходят подобные метаморфозы. Но тут вдруг сам переживает такую невероятную трансформацию.

Значительную часть повести занимают споры профессора, превратившегося в слепую грудь ростом с взрослого человека и весом 155 фунтов, которая лежит в гамаке и добрую половину повести спорит с другими персонажами так ли это на самом деле или ей только кажется это превращение, или профессор находится в психиатрической больнице, чтобы излечиться от такой галлюцинации или сновидения. Эти споры так продолжительны и утомительны, что читатель начинает сомневаться: а не является ли грудь в самом деле плодом фантазии психически нездорового профессора, начитавшегося о кафкианских превращениях человека в жука и принимающего слишком серьезно фантастический «Нос» Н.В. Гоголя. Вот отрывок, который наглядно иллюстрирует такую неясную двойственность:

Я боюсь, мои посетители будут уверять меня, что это чистое безумие — лежать здесь в гамаке в таком состоянии, ведь я отличный парень, который мужественно все это переносит — слушает пластинки, беседует с психоаналитиком и тридцать минут в день посвящает, словно благовоспитанный школьный учитель, мечтаниям о неистовом сексе… И мог бы позвать к себе приятеля и сказать ему: «Я хочу выбраться отсюда. Давай заберем с собой все эти трубки и катетеры, которые нужны для поддержания моей жизнедеятельности. Давай наймем сколько надо врачей и нянек, которые будут присматривать за мной. Мне надоело бояться потерять Клэр. Пусть она уходит и найдет себе другого любовника, чью сперму ей не придется глотать, и пусть она заживет с ним нормальной жизнью. Я устал от стараний не утратить ее доброту. И я устал от пустой болтовни отца, он мне надоел! И сколько Шекспира я могу прослушать в течение жизни? Я знаю, что все великие пьесы мировой драматургии записаны на пластинки. Я знаю, что мог бы слушать Софокла и Шеридана, и Аристофана, и Шоу, и Синга, и Расина и так далее — но зачем? Только чтобы убить время? Но для женской груди это довольно-таки гнусное убийство времени. Приятель, я хочу сколотить миллион. Я не думаю, что это будет очень сложно. Если «Битлз» сумели собрать полный стадион в Нью-Йорке, чем я хуже? Нам надо хорошенько все обдумать, ибо для чего нам наш драгоценный разум, как не для обдумывания подобных штуковин? Чтобы прочитать побольше книг? Я заработаю сотни тысяч долларов. И у меня будет много девочек. Я хочу, чтобы это были двенадцати-тринадцатилетние девчушки. Их будет сразу три, четыре, пять, шесть. Они будут лизать мой сосок все сразу. Они будут голенькие, будут хихикать, похлопывать меня, и сосать, сосать не переставая целыми днями. Мы их найдем — сам знаешь где. Если «Роллинг стоунз» где-то их находят, если Чарлз Мэнсон их находил, то и мы сможем. И еще у нас будут женщины, которым захочется широко расставлять свои ляжки навстречу столь невиданному и захватывающему чуду, как мой сосок. Мы удивимся, как много женщин — замужних матерей в том числе — будет толпиться у меня под дверью, все — в шиншилловых шубах. Нам останется только выбрать самых-самых красивых, только из хороших семей и только похотливых. И я буду несказанно счастлив. Да, я буду несказанно счастлив. Помнишь Гулливера в Бробдингнеге? Как он любил разгуливать по грудям горничных, меж сосков? Но это не доставляло ему, бедняге, удовольствия. Это ведь был гуманный британский лекарь, дитя Века Разума, который рисковал жизнью в стране великанов на краю света. А здесь, друг мой. Страна Неограниченных Возможностей в Век Самореализации, и я — Дэвид Алан Кепеш, Сиська, я буду жить как мне захочется!

Остается загадкой, о какой сперме говорит профессор Кепеш, ставший грудью? У него нет никакого секса, о сексе он только мечтает, но всюду тычет своим огромным соском, пристает к нянечке, ежедневно обмывающей его до эротического возбуждения, требуя от нее вставить свой сосок ей в вагину, а когда нянечку заменяют на мужчину, прицеливается своим соском в его рот и анус.

Сама грудь сплошная эрогенная зона, но ничего не видит и не знает, что вокруг творится. В палате наставлены камеры, его показывают по ТВ, над ним смеётся вся Америка и редкие посетители. Все это превращается в непрерывное копание: а точно ли я превратился в грудь или это форма помешательства, а на самом деле я нахожусь в сумасшедшем доме?

Не стану утверждать, будто я хорошо понял смысл этой повести Филипа Рота, так как некоторые страницы повести навевали на меня откровенную скуку и казались избыточными. Кстати, его традиционная еврейская тематика здесь начисто отсутствует, но и сексуальная тоже не доминирует. Большая доля текста представляет собой какие-то невнятные, но многословные дискуссии с самим собой и споры с другими персонажами о том, превратился профессор Кепеш в грудь или это ему только кажется. Но прочитав эту повесть трудно отделаться от образа большой молочной железы, сплошной эрогенной зоне, стенающей о своей судьбе.