Владимир Зазубрин. Щепка

Обложку этой книги я нашел в интернете, а саму повесть «Щепка» прочитал в электронном виде (готов прислать файл), так как книги такой не существует — повесть, кажется, лишь однажды издавалась в 1989 году в периодике. Кто-то, наверное, отдаленно знаком с этим произведением по фильму «Чекист» (1992) Александра Рогожкина (https://youtu.be/NMU9m4qf2J0), хотя текст повести определенно сложнее фильма и обладает иными художественными достоинствами. Впрочем, это дело вкуса, о котором, как известно, не спорят.

Автор повести Владимир Яковлевич Зазубрин родился в 1895 году в Пензе, в рабочей семье, получив при рождении фамилию Зубцов. Как и многие молодые люди, он увлекся революционным движением, тем более, что его отец, железнодорожник, тоже был связан с революционерами. Будучи учеником реального училища организовал издание нелегального журнала и примкнул к большевистскому подполью. В возрасте до двадцати двух лет (когда его застала Февральская революция) он успел и подвергнуться аресту, и стать тайным сотрудником охранного отделения — так он хотел обмануть охранку, но обманул самого себя. В гражданскую войну Зубцов несколько месяцев служил в армии Колчака, а осенью 1919 года перешел к большевикам. Так что его жизнь потрепала, кидая то к одному, то к другому берегу. Наверное, как и многих других наших соотечественников.

После войны он сменил фамилию на «Зазубрин» и занялся литературной деятельностью. Ни охранка, ни Колчак, ни литература безнаказанными для него при советской власти не остались. Первое серьезное произведение молодого писателя появилось в 1921 году: роман «Два мира» — полная ужасов хроника колчаковского террора в Сибири и борьбы с ним. Роман стал взносом Зазубрина для вхождения в новую жизнь и литературу, а отзыв Ленина о романе обеспечил ему на какое-то время благословение советской власти.

Но вот закончилась гражданская война, а красный террор все продолжался. Чекисты планомерно уничтожали классового врага, а уж потом принялись и за революционеров. В 1923 году Зазубрин пишет свою «Щепку». Пишет о чекистах, которые в высоких сапогах и кожанках ходят по тем же улицам, по которым ходит он; пишет о заполненных трупами грузовиках, которые грохочут ночью и мимо его дома.

«Щепка» натуралистичная и достоверна, на сколько вообще может быть достоверным взгляд непосредственного свидетеля. Но вместе с тем, эта повесть — не мемуары и не дневник. В ней, как и в остальных произведениях Зазубрина, нет самого автора. Он так и не определился, на какой он стороне. Но нет и причитаний о жертвах революции и даже нет никакой морали, кроме морали палача.

Но если о романе «Два мира» Ленин сказал: «Страшная книга, нужная книга», то самоубийственная (в буквальном смысле слова) «Щепка» оказалась страшной и ненужной. Никому в стране победившей революции не хотелось смотреть на такие картины террора, не нужны были такие чекисты-убийцы. Прежде всего не нужны самим чекистам.

А ведь Зазубрин изобразил именно палача-чекиста. Машину для уничтожения врагов революции.  В центре этой беспримерной для русской литературы повести находится именно образ палача, помешавшегося на любви к грязной толстозадой бабе-революции, которую он упоминает всегда с заглавной буквы. Его зовут Андрей Срубов, он начальник губернской чрезвычайной комиссии. Помимо его страстной любви к Ней (к революции) у начальника губчека есть мещанка-жена и маленький сын. Это противоречие заканчивает разрывом отношений. Но у Срубова есть еще пожилая мать и даже есть друг: он тоже чекист по имени Исаак Кац, к которому с детства пристала кличка Ика.

Был еще у Срубова отец, врач, но отца по приговору ЧК расстреляли. Приговор подписывал и приводил в исполнение все тот же его друг детства Исаак Кац. Потом на кухне у Срубова он пил кофе, приготовленный его матерью, и виновато объяснял, что не расстрелять было никак нельзя: отец Срубова был идейным борцом с большевиками. И вот этот идейный противник большевиков Павел Петрович Срубов, отец чекиста Срубова, перед расстрелом говорит своему убийце чекисту Исааку Кацу:

«Желаю тебе скорейшего выздоровления. Поверь мне как старому доктору, поверь так, как верил гимназистом, когда я лечил тебя от скарлатины, что твоя болезнь, болезнь всего русского народа, безусловно, излечима и со временем исчезнет бесследно и навсегда. Навсегда, ибо в переболевшем организме вырабатывается достаточное количество антивещества. Прощай».

Такого откровения и пророчества советская власть и чекисты простить автору не смогли. В революции и гражданской войне все нормальные человеческие отношения вывернуты наизнанку и морали нет. Впрочем, какие-то странные ограничения есть: следователь изнасиловал на допросе подозреваемую Неведомскую, и Срубов приказывает расстрелять обоих. Революцию надо понимать, как страшную заразную психическую болезнь, которой поражено все общество в России.

Друг писателя Зазубрина, драматург и литературный критик Валериан Правдухин, написал предисловие к повести «Щепка», в равных пропорциях состоящее из похвалы автору и из попыток оправдать «смелую попытку молодого художника», сгладить слишком явное противоречие. Усилия оказались напрасными: повесть не была издана ни в 1923 году, как планировалось, ни позже, ни вообще при жизни автора. Он пытался писать другие произведения, основал журнал «Сибирские огни», потом его позвали в Москву, и он не устоял, поехал из Новосибирска вслед за Валерианом Правдухиным. Он долгие годы дружил с Масимом Горьким, делился своими планами, показывал и обсуждал свои новые начатые произведения. Но прикрывавший его Горький умер в 1936 году. Владимира Яковлевича Зазубрина расстреляли во время большого террора в 1937 году. И тогда чекисты спросили с него за все, в том числе, и за «Щепку». 

Эта небольшая повесть сыграла страшную роль в судьбе тех, кто был с ней связан. Почти наверняка и Валериану Правдухину, расстрелянному годом позже, также напомнили его хвалебное предисловие во славу революции. Оба были реабилитированы в 1956 году. Короче говоря, Сталин со своими чекистами в НКВД оказался намного более эффектиным контрреволюционером, чем царская охранка.

Владимир Зазубрин. Щепка. — 1923 (книга не была напечатана, и увидела свет в периодике в 1989).